(1735[?]—1808)

Крупнейший русский портретист второй половины XVIII столетия — Федор Степанович Рокотов — был начисто забыт потомками. Память о нем едва теплилась в XIX веке. Его произведения пришлось заново открывать художникам «Мира искусства» на своих знаменитых выставках: 1902 года и «Таврической» 1905 года. В «возвращении» Рокотова огромная заслуга принадлежит Сергею Дягилеву, который организовывал выставочные экспозиции и собирал для них рокотовские портреты по дворцам и дворянским усадьбам.

Источниковые материалы о художнике чрезвычайно скупы и малочисленны. Современники выдающегося живописца в своих мемуарах обошли его молчанием. О Рокотове не оставили ни одной строчки даже те писатели и поэты, чьи великолепные портреты он создавал. В их числе были А. П. Сумароков (1777. ГИМ) и В. И. Майков (1775. ГТГ), С. Г. Домашнев, Б. Е. Ельчанинов, С. А. Порошин, А. И. Воронцов, Д. П. Бутурлин. В чем причина? То ли портретист казался слишком незначительным для пишущих людей своего времени, то ли его творчество не нашло отклика среди тогдашних литературных знаменитостей. Но ведь его портреты еще при жизни мастера получили всеобщее признание. Так или иначе, жизнь художника осталась, к нашему величайшему сожалению, вне рассмотрения мемуарной литературы. Остались лишь официальные документы, мало что проясняющие в биографии портретиста.

Происхождение Рокотова остается дискуссионным и вызывает многие споры среди исследователей. По одним источникам, Федор Степанович происходил из семьи крепостных, принадлежавших князю генерал-аншефу Петру Ивановичу Репнину, который дал вольную живописцу еще в юные годы. В пользу этой версии говорит тот факт, что брат живописца Никита действительно числился крепостным князя, исполняя должность золотых дел мастера, и был отпущен на волю в середине 1760-х годов. А в августе 1776 года Рокотов, уже знаменитый портретист и академик, писал прошение на высочайшее имя об освобождении своих племянников (Михайлов А.И. К биографии Ф.С. Рокотова // Искусство. 1954. № 6. С. 76—78.). По другой гипотезе, Федор Рокотов являлся внебрачным ребенком князя П. И. Репнина. Он не только освободил своего сына от крепостной зависимости, но и дал ему дворянское звание. Иначе трудно объяснить тот факт, что подпись Рокотова стоит под «Правилами Московского английского клуба», составленными при его учреждении (Лебедев А.В. Федор Степанович Рокотов. – М.: Искусство, 1945. С.11.). Ведь в клубе могли состоять только дворяне — лица других сословий не допускались. Исследователи также неоднократно высказывали предположение о том, что Рокотов обучался в привилегированном Петербургском Шляхетском кадетском корпусе для дворянских детей, где он получил широкое общее образование (Лапшина Н.П. Федор Степанович Рокотов. — М., 1959. С. 82—83; Государственный Русский музей. Живопись. XVIII век. Каталог. Т. 1. — СПб., 1998. С.142.).

Сведений о первых учителях художника не сохранилось. Можно с некоторой долей уверенности утверждать, что в юности он обучался в Москве у иконописцев, так как в Русском музее хранится исполненная им иконная прорись.

Впервые его имя в дошедших до нас письменных материалах упоминается в 1757 году в письме М.В.Ломоносова к И.И.Шувалову с просьбой поручить Федору скопировать для создания мозаики портрет императрицы Елизаветы Петровны «с самого лучшего».

Самая ранняя подписная и датированная работа, которая нам известна, — «Портрет молодого человека в гвардейском мундире» (1757. ГТГ). Некоторые исследователи (И. Грабарь, Ю. Анисимов, Н. Лапшина) склонны считать его автопортретом. Однако А.Лебедев утверждал, что на нем изображен известный гравер Е. П. Чемесов. В этом раннем произведении очень трудно предугадать будущие знаменитые рокотовские портреты, которые принесут художнику славу. Работа небогата колоритом и скована в рисунке.

В 1760 году «по словесному приказанию» И. И. Шувалова Рокотов был принят в Академию художеств. О тесных связях художника с куратором Академии и крупнейшим покровителем русского просвещения Шуваловым свидетельствует работа Рокотова «Кабинет И. И. Шувалова», известная по копии его ученика А.Зяблова (1779 (?). ГИМ). Это первое русское произведение интерьерного жанра.

В Академии художеств учителями Рокотова были иностранцы. Якоб Штелин, первый историк русского искусства XVIII века, свидетельствует, что «Федор Степанович Рокотов учился в Академии при Лоррене, Лагрене и Фонтебассо». «Также у Ротари и Токе он многому научился, — продолжает Штелин, — и затем всецело посвятил себя портретной живописи». Молодой художник делает быстрые и заметные успехи. Его восхождению по лестнице признания способствуют дворцовые заказы. Рокотов пишет «Портрет великого князя Павла Петровича в детстве» (1761. ГРМ) и «Портрет Петра III» (1762. Нижегородский художественный музей). Он был приглашен писать российского императора одновременно с А. П. Антроповым. В апреле 1762 года император дал Рокотову сеанс. С небывалой поспешностью, за две с половиной недели, художник исполняет его поколенный портрет со всеми царскими атрибутами. О. Я. Кочек убедительно доказал, что именно это изображение, находящееся сейчас в Нижегородском художественном музее, было подарено Петру III (Кочек О.Я. Загадки Рокотова // Возрожденные шедевры. — М., 1963. С. 68—71.). При посредстве Шувалова Рокотов преподносит новому императору России его парадное изображение и удостаивается звания адъюнкта живописи и права присутствия за обедом Его Императорского Величества. Однако портрет не произвел благоприятного впечатления при дворе, может быть, потому что писался наспех. Произведение осталось невостребованным, и все последующие заказы были переданы Антропову. Известен еще один связанный с Рокотовым портрет Петра III (1762. ГРМ) — в рост на фоне военного лагеря. Из-за плохой сохранности атрибуция портрета вызывает большие сомнения.

Дальнейшие политические события, происходившие в России, способствовали быстрому успеху художника. С приходом на трон Екатерины II Рокотов был приближен ко двору. В 1763 году его приглашают писать парадный портрет императрицы (1763. ГТГ) в связи с ее коронацией в Москве (в Третьяковской галерее хранится этюд к этому портрету). За это творение он был милостиво награжден. Художнику также поручается писать царских фаворитов Ивана Орлова (Между 1762—1765 гг. ГТГ, вариант в Русском музее) и Григория Орлова (1762—1763 гг. ГТГ). Заказ был весьма ответственный и престижный: братья Орловы — едва ли не главные лица в дворцовом перевороте, возведшем Екатерину Алексеевну на царский трон. В этот период Рокотов также пишет внебрачного сына Екатерины II и Григория Орлова — Алексея Бобринского (Середина 1760-х гг. ГРМ).

Художник преуспевает: он обзаводится своей мастерской, у него появляются ученики, с помощью которых признанный мастер исполняет многочисленные заказные портреты крупнейших государственных деятелей и дворянской знати. В его мастерской, по свидетельству современника, стояло до сорока холстов, на которых «были окончены одни головы», а остальное, можно догадываться, дописывали ученики. Его помощники впоследствии стали работать самостоятельно, и образовался «круг Рокотова», из которого выходили произведения, схожие с рокотовскими, что создало искусствоведам множество трудностей в атрибуции этих работ.

К середине 1760-х годов Рокотов становится, как пишет Г. Реймерс, высоко ценимым портретистом. Он создает портретную галерею представителей самых родовитых семейств: Юсуповых («Портрет княжны Е. Б. Юсуповой». Конец 1750-х — начало 1760-х гг. ГРМ), Куракиных («Портрет княгини А. А. Куракиной». Конец 1760-х — начало 1770-х гг. Тверская картинная галерея), Бестужевых-Рюминых, Голенищевых-Кутузовых.

Признание приходит к художнику на поприще парадных и так называемых полупарадных портретов — репрезентативных и представительных изображений. Рокотов, как и другие художники второй половины ХVIII века, еще пристально-внимателен к общественному положению модели: он в точности живописует мундир, регалии, ордена и прочее. Однако уже на раннем, петербургском этапе в его творчестве проявилось отношение к модели, характеризующееся интересом к личным качествам человека, к его индивидуальному миру. Вместе с тем Рокотов, исходя из портретных принципов своего непосредственного предшественника А. П. Антропова, создает образы, которые отличаются максимальной натурной конкретностью.

Несмотря на явные успехи в высшем обществе, в Академии художеств Рокотов играет довольно скромную роль: он исполняет повседневные и докучные обязанности адъюнкта. Признанный художник должен следить за занятиями учеников и порядком в классах. В архиве Академии сохранилось множество его рапортов об отпуске сальных свечей «в классы и комнаты ученические», о столовом расходе и тому подобное.

К этому времени Екатерина II уже отправила в отставку И. И. Шувалова, фаворита Елизаветы Петровны, а во главе Академии поставила И. И. Бецкого. Известно, как он грубо отстранил от преподавания в Академии Е. П. Чемесова, гордость русского гравировального искусства. Рокотов получает выговор за недосмотр и строгий приказ не брать без дозволения начальства никаких посторонних работ, которые могут препятствовать исполнению академических обязанностей (Петров П.Н. Сборник материалов для истории Академии художеств за 100 лет. Т. 1. — СПб., С. 52.). Повседневная академическая служба не могла не отнимать у художника много времени и мешала его творчеству. Его незначительную роль в Академии можно объяснить тем, что он был портретистом, а в Академии приоритет отдавался «исторической живописи». Наконец, в 1765 году Рокотов, которому было тогда двадцать девять лет, получает звание академика. С этим событием связана так или иначе программная картина «Венера, Амур и Сатир» (Между 1763 и 1765 гг. или между 1768 и 1773 гг. ГРМ), исполненная художником по гравюре Ф. Бартолоцци, — это единственное сюжетное произведение мастера.

Став академиком, Рокотов бросает службу в Академии художеств. У Бецкого художник не нашел такой поддержки, как у Шувалова, и поэтому в период между 1765 и 1767 годом он переезжает в Москву, где, по-видимому, и остается до конца жизни. Не исключено, что Рокотов несколько раз приезжал в Санкт-Петербург, так как известны два портрета великого князя Павла Петровича, выполненные художником в 1770-х годах явно с натуры (оба в ГРМ). Навряд ли наследник престола приезжал из столицы позировать Рокотову, скорее наоборот. То же можно сказать о портретах великих князей Константина Павловича (Начало 1780-х гг. Псковский музей) и Александра Павловича (Начало 1780-х гг. ГРМ), впоследствии императора Александра I.

С переездом в Москву заканчивается ранний период жизни и творчества Федора Рокотова. В своем родном городе художник в основном работает по частным заказам, хотя ему и пришлось выполнять отдельные поручения Академии художеств. Рокотов стал, таким образом, одним из первых в России «вольных художников», независимых от государственной службы. В Москве он с неохотой выполнил официальный заказ по написанию опекунов Московского воспитательного дома: П. И. Вырубова, И. Н. Тютчева (Не позже 1768. ГТГ), князя С. В. Гагарина (Не позднее 1768. ГРМ). Больше он никогда не будет брать государственных подрядов. Кроме того, после этих заказных работ Рокотов станет избегать в своем творчестве помпезных официозных портретов. Его влекли другие живописные задачи: создание камерных, интимных полотен, в которых отражались бы представления мастера о возвышенном душевном строе его героев.

В Москве художнику предстоит проработать почти сорок лет, здесь он состоится как «истинный Рокотов», выработавший свою живописную манеру. Он создаст тот тип портрета, который отвечал представлениям дворянской интеллигенции о чести, достоинстве, культуре, «душевном изяществе». На портретиста оказали несомненное влияние идеи просветительства с его проблемами морального облика привилегированного сословия и «истинного достоинства дворянина». Разумеется, такое понимание «духовного аристократизма» еще очень далеко от идеи внесословности личности — идеи, которая в ту эпоху уже полностью утвердилась в искусстве Франции. В России такие социально-эстетические представления еще только зарождались.

В этой связи можно говорить об частичном соприкосновении Рокотова с идеями классицизма, хотя его художественные искания были очень далеки от этого направления. Художник в большой мере оставался верен живописным традициям, унаследованным от стиля середины века, — при этом он насыщал их новой выразительностью.

В 1770—1780-х годах Федор Рокотов, «искусный мастер портретного дела», академик, писавший августейших особ, что придавало ему особое значение, приобретает популярность среди широких дворянских кругов Москвы. Здесь, вдали от бюрократического Петербурга, он нашел признание и благоприятные условия для творчества. Заказов было множество. В 1780-х годах художник поселился в собственном особняке на Старо-Басманной улице. Его дом в перестроенном виде сохранился до сих пор.

В московский период Рокотов создал целые родовые галереи. Таковы портреты семейных кланов Барятинских («Портрет князя И. И. Барятинского», начало 1780-х гг. ГТГ), Воронцовых («Портрет графа И. И. Воронцова», конец 1760-х гг. ГРМ; «Портрет графини П. А. Воронцовой», начало 1790-х гг. ГРМ) и Голицыных.

Из московских произведений выделяется «Портрет В. И. Майкова» (1775. ГТГ). В облике томного изнеженного жуира угадывается иронический ум поэта-сатирика. Колорит портрета подчеркивает полнокровность и жизнерадостность образа. В овальном «Портрете А. П. Сумарокова» (1777. ГИМ) особенно интересны живописная тонкость и передача трагического настроения последней поры жизни драматурга. В 1760—1770-е годы большинство рокотовских портретов писалось еще на прямоугольных холстах с размером около 60 х 48 см. Портрет А. П. Сумарокова предвещает переход живописца на овальные холсты. Их размеры обычно — около 73 х 56 или 65 х 53 см.

Творческий взлет живописца нашел свое выражение в целой веренице прекрасных женских образов: «Портрет неизвестной в розовом платье» (1770-е гг. ГТГ), «Портрет неизвестной в белом платье» (Вторая половина 1770-х гг. ГРМ), «Портрет В. Е. Новосильцовой» (1780. ГТГ), «Портрет А. П. Кутайсовой» (Начало 1780-х гг. Гос. художественный музей Белоруссии). Каждый из них замечателен по-своему. Женские лица выходят из темноты и возникают словно некое видение в легком цветовом мареве, они наполнены возвышенной поэзией и эстетическим восторгом. Вот те художественные черты, которые характерные для портретописи Рокотова в целом.

У княгини Е. Н. Орловой (Около 1779. ГТГ) — большие печально-задумчивые глаза. Ее образ исполнен светящейся чистоты и непреходящей красоты молодости. В. Н. Суровцева (Вторая половина 1780-х гг. ГРМ) — обаятельно женственна, с простым русским лицом и добрым взглядом лучистых глаз. «Портрет графини Е. В. Санти» (1785. ГРМ) привлекателен своим колористическим строем, эффектным сочетанием зеленоватых, розовых и желтых тонов. Но глаза графини холодны и отчужденны, в них нет теплоты. Лицо старухи Д. Г. Ждановой (1781. ГРМ) отмечено мудростью прожитых лет.

В московский период художник вступает в новую фазу творческого развития. Он значительно усложняет свой изобразительный язык. В портретах появляется лиризм и формируется многозначность образа. Именно в это время складывается индивидуальный творческий почерк Рокотова. Теперь мастер часто пишет овальные портреты, причем форма холста подчеркивает общий ритмический строй произведения. То удаляя, то приближая фигуру, живописец дает ее в легком повороте, как правило, погрудно. Даже незначительные, сдержанные движения модели должны указывать на ее внутреннее состояние. В рокотовской портретной характеристике очень важны выразительность глаз и мимика, причем художник не стремится к конкретной передаче настроения, скорее он создает ощущение неуловимости и мимолетности чувств. Стоит заметить, что изображение рук портретируемых не входит арсенал выразительных средств мастера: в огромном большинстве случаев этой детали на картине нет.

Люди на полотнах Рокотова, как кажется, таят в себе что-то сокровенное, значительное. За спокойствием и сдержанностью можно предположить внутреннее движение, пусть еще не вполне осознанное. Художник стремился выявить свое восприятие своеобразия модели. Таковы портреты Струйских. В 1772 году, видимо, в Москве Рокотов исполняет портреты своего близкого друга, пензенского помещика, поэта Николая Струйского (1772. ГТГ) и его второй жены Александры Струйской (1772. ГТГ), урожденной Озеровой. В этом году молодожены после венчания какое-то время, скорее всего, прожили в Москве, в собственном доме Струйского в Замоскворечье. Художника связывала с Струйским, надо полагать, давнее знакомство еще по Петербургу, где Струйский с 1763 года служил в лейб-гвардии Преображенском полку. (Сахарова И. Н.Е. Струйский и его связи с Ф.С. Рокотовым // Очерки по русскому и советскому искусству. — М.: Художник РСФСР, 1962. С. 10.). До этого художник писал, очевидно, портрет его первой жены Олимпиады Сергеевны, урожденной Балбековой. Сейчас его принято обозначать как «Портрет неизвестного в треуголке» (Начало 1770-х. ГТГ).

В портретах Струйских рокотовская недоговоренность сочетается со многими меткими наблюдениями. Но главное в другом: художник привносит в свои творения особое утонченное и ускользающее восприятие изображенного лица, он наполняет холст некой «загадочностью». Таинственные полуулыбки его героинь, их удивленные открытые глаза. Легкая живописная дымка и темный фон, из которого выступают неясные очертания высокой пудреной прически, обтекающий плечи атлас — все эти детали стали отличительными особенностями манеры художника.

Одухотворенная возвышенность портретов 1770-х годов требовала от портретиста использования все более изощренных средств. Рокотов стал подчеркивать ритмическую основу композиции, усиленно работать над единым тоном, гармонически объединять оттенки цветов, использовать свет в различных градациях. Мазок приобрел гибкость и легкость. Но живописно-пластическое совершенство холста не было для портретиста самоцелью, оно вытекало из стремления ввести зрителя в приподнятую эмоциональную атмосферу образа.

В 1780-е годы Рокотов написал множество женских портретов. Так могло сложиться случайно, или ли же сам художник в последние пятнадцать лет своего творческого пути охотнее писал овеянные лирическим очарованием женские образы — от этих годов дошло очень мало мужских портретов. Ему позировали женщины знатные, приближенные ко двору: фрейлина императорского двора княгиня Екатерина Николаевна Орлова (Около 1779. ГТГ), графиня Елизавета Васильевна Санти (1785. ГРМ). Пленительность этих творений возникала за счет наработанного мастерства. Легкий мазок, прозрачные лессировки, делающие незаметными переходы между цветами, широкая и изысканная колористическая гамма, основанная на тускло-зеленоватых, золотисто-коричневых, блекло-розовых и жемчужно-серых тонах — все это широко используется художником. Женские портреты Рокотова зачастую имеют овальную форму, и это тоже придает им особую романтичность.

Однако далеко не всегда ему удавалось забывать о сословной условности портретописи своей эпохи. На портретах появляется заученная мимика, напряженный взгляд, не пускающий внутрь образа. Рокотов сосредоточивается теперь на технических средствах. Он тщательно выписывает воздушные кружева, переливы атласных лент и шелковых платьев, игру света на драгоценных украшениях. Таковы, например, портреты неизвестной в белом платье (Вторая половина 1780-х. ГРМ) и П. Н. Ланской (Начало 1790-х. ГТГ). В ряде мужских портретах он тщательно прописывает мундир, воинские атрибуты и награды: «Портрет неизвестного в черном мундире» (1780. Тверская картинная галерея) , «Портрет П. С. Протасова» (Между 1785 и 1794 гг. ГРМ), «Портрет князя Г. С. Волконского» (Между 1780 и 1789 гг. ГРМ), «Портрет А. С. Жукова» (1780-е. ГРМ).

О последних двух десятилетиях жизни художника известно мало. Исследователь рокотовского творчества Ю. П. Анисимов предполагал, что зрение художника к старости стало сдавать, и ему приходилось близко придвигаться к полотну. Отсюда четко выписанные детали на поздних рокотовских работах, а также изменения в рисунке и цвете.

Творчество Рокотова 1790-х годов противоречиво. С одной стороны, он пишет, например, «Портрет княгини Е. Д. Волконской» (Начало 1790-х ГРМ) , «Портрет неизвестного» (1790-х. ГРМ), парный к «Портрету неизвестной в белом чепце» (1790-e. ГРМ), отличающиеся достаточно разработанным цветом и точностью в своих пластических решениях, но эмоционально приглушенные. С другой стороны, появляются мягкие, нежные, по-рокотовски тонко проникнутые лиризмом портреты П. А. Воронцовой (Начало 1790-х. ГРМ) и Писаревой (?) (Первая половина 1790-х. ГРМ), колорит которых строится на контрасте всего двух цветов — оттенков черного (или темно-коричневого до черноты) и белого. Фактически цвет не играет в данных портретах почти никакой роли. Но именно скупые краски придают поздним рокотовским портретам особое своеобразие и оригинальность. В последний период художник редко возвышался до восторженно-поэтического живописания своих женских моделей, он ограничивался их обобщенной характеристикой.

В 1790-е годы спрос на заказные портреты Рокотова значительно упал. Появилось много талантливых молодых художников, которые в большей мере отвечали новым вкусам. На склоне лет мастер занялся педагогической деятельностью. У него было несколько учеников, но их имена (кроме Петра и Ивана Андреевых) неизвестны, также как и их произведения.

В старости художник, очевидно, уже не работал, во всяком случае, его произведения начала XIX века неизвестны. Он безвыездно одиноко доживал свой век в Москве, в собственном доме на Воронцовской улице. Своей семьи у него не было, самыми близкими родственниками и наследниками являлись племянники. Умер Федор Степанович Рокотов 12 декабря (по старому стилю) 1808 года и был похоронен в Новоспасском монастыре. Могила его затерялась, осталась лишь запись в монастырской кладбищенской книге.

Творчество Рокотова составило целый этап в истории русской портретной живописи. Его влияние на художников той эпохи весьма ощутимо, о чем свидетельствуют многочисленные портреты «круга Рокотова» в наших государственных музеях и частных коллекциях.

В портретном искусстве мастер стремился отыскать идеал красоты, не пытаясь его героизировать или приблизить к некому абстрактному эталону. В этом заключалось большое преимущество его творческих исканий: поиски эстетической связи с живой реальностью уберегли мастера и от театральности барокко, и от классицистической выспренности. Н. Лапшина, автор наиболее полной и обстоятельной монографии о художнике, утверждала, что «Рокотов являет собой типичный пример художника-реалиста XVIII века, который, стремится представить в своем творчестве идеал нравственного достоинства человеческой личности» (Лапшина Н.П. Федор Степанович Рокотов. — М., 1959. С.94.).

На протяжении всей своей жизни Рокотов писал исключительно портреты представителей дворянского сословия: от императора до провинциальной помещицы. В эту эпоху именно дворянство было носителем культуры, просвещения и образования. Однако на первый план художник выдвигал такие свойства личности, которые имели общечеловеческую ценность. В своих лучших произведениях художник творил «живописный миф». Он создавал возвышенно идеальные образы и отметал все частное и ненужное. Кроме того, он нигде не придавал своим образам полной ясности портретной характеристики. Поэтически обобщая черты моделей, он приподнимал человека, делал его лучше и чище. Потому так притягательны «загадочные» и вдохновенные лица на полотнах Ф. С. Рокотова.
Пелевин Ю.А.

С сайта http://artclassic.edu.ru